На другое утро то же самое, — те же станции, те же чаи, те же движущиеся крупы лошадей, те же короткие разговоры с Ванюшей, те же
неясные мечты и дремоты по вечерам, и усталый, здоровый, молодой сон в продолжение ночи.
Неточные совпадения
Переход от качки и холода к покою и теплу был так ощутителен, что я с радости не читал и не писал, позволял себе только мечтать — о чем? о Петербурге, о Москве, о вас? Нет, сознаюсь,
мечты опережали корабль. Индия, Манила, Сандвичевы острова — все это вертелось у меня в голове, как у пьяного
неясные лица его собеседников.
Она вернулась домой влюбленная. В кого? Конечно, не в актера, исполнявшего благородную роль, а в свою
мечту об этом герое, воплотившем для нее все то
неясное, что рисовалось ей назади, в этом романтическом прошлом. И когда ее кузен, либерал и скептик, позволил себе посмеяться над пьесой и над романтическими
мечтами Лены, она спорила долго, горячо, чуть не до слез.
Казалось, что какой-то сон
Ее томил
мечтой неясной,
И вдруг узнала — это он!
В церкви было хорошо, я отдыхал там так же, как в лесу и поле. Маленькое сердце, уже знакомое со множеством обид, выпачканное злой грубостью жизни, омывалось в
неясных, горячих
мечтах.
«Но вот, — печально думал Саша, — она чужая; милая, но чужая. Пришла и ушла, и уже обо мне, поди, и не думает. Только оставила сладкое благоухание сиренью да розою и ощущение от двух нежных поцелуев, — и
неясное волнение в душе, рождающее сладкую
мечту, как волна Афродиту».
Какие-то
неясные, полные неги, теплые
мечты наполняли душу…
Мечтатель я —
Но я хочу
мечты осуществленья,
Неясных положений не терплю.
Неясные, сливающиеся
мечты стали действительностию; а действительность стала тяжелою, трудною и безрадостною жизнию.
Он видел, как все, начиная с детских,
неясных грез его, все мысли и
мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
Глаша вся предалась мечтательности и не замечала, как фантазия ее от беспрестанной деятельности становилась все своевольнее и своевольнее, а мыслительные способности, разум и соображение, лишенные всякой здравой пищи, со дня на день все путались и расплывались в
неясных, неопределенных
мечтах, почти в сновидениях.